24/06/21 Автор: Johnny Fist

Внебрачный конь

Дело было в селе этак в веке 18-м. Ситуация сложилась очень деликатная между Григорием Петровичем и Василием Ивановичем. Дело в том, что у Арсения Петровича была кобыла. Добрейшее создание, которое любило яблоки и ласку. Арсений Петрович души в ней не чаял. Всё время таскался с ней. Часто вычесывал, да и просто проводил времени куда больше, чем женой. В общем, любил свою кобылу страшно.

А у Василия Ивановича был конь. Страстный охотник к непослушанию. Всё никак Василий Иванович не мог его куда-то пристроить. Брать за деньги такого сорванца никто не хотел, а отдавать его бесплатно не хотелось. Поэтому он выпускал его днем бегать вдоль ограды, а если тот пытался перепрыгнуть и дать ходу от него, то велел Тольке выпороть коня и посадить на одну воду. Это страшно злило животное. Тот от таких обращений ставал еще агрессивней. Поговаривают, что даже пару раз укусил Василия Ивановича, когда тот, в порыве самых теплых чувств, приправленных алкоголем, хотел коня погладить. Он даже обещал его пристрелить. Но всё напрасно. Протрезвев, он про всё это забывал.

Как вы понимаете, Григорий Петрович и Василий Иванович были соседями. Иначе бы эта история не случилась.

Вот значит в одну из дождливых ночей, когда гром и молния спустились на землю грешную, все лежали в своих кроватях и молились дабы эта непогода оставила всех в живых. Времена были таковы, что всяко могло случиться. Кобыла Григория Петровича преспокойно спала у себя в стойле, а вот конь Василия Ивановича всё метался да издавал неприятные звуки. Да вот только выходить к нему никто бы не стал всё равно. Василий Иванович больше за свою шкуру переживал, чем за проклятого коня, от которого и так проку не было. К рассвету погода изменилась. Дождь прошел и вышло Солнце. А с ним из своих домов вышли Василий Петровича и Толя. Надо было оценить масштабы бедствия, нанесенные непогодой. Зайдя в сарай Толя быстро позвал Василия Ивановича. Дела было так. Коня на привязи не было. А только его следы, ведущие из сарая.

Василий Иванович, с одной стороны, порадовался, подумав, что сам Дьявол утащил к себе своё же творение. С другой стороны, он мог бы хотя бы оставить тело коня в подтверждение. Но и такового не было.

Тут из своего сарая на традиционную прогулку вышел Григорий Петрович. Да вышел не только со своей кобылой, а и с конем Василия Ивановича. Да тот шел ровно и спокойно, а не в привычной своей форме. Василий Иванович не мог поверить своим глазам. Он быстро перебрался через забор и потребовал у Григория Петровича вернуть его коня. Что тот без каких-либо споров и сделал. Но при это попросил впредь быть внимательнее и тщательней привязывать коня, чтоб тот больше не «ходил в гости» на его землю.

Василий Иванович увел в свой сарай коня и велел Толе снова его выпороть.

На следующий день коня как подменили. Он больше не прыгал, не бегал и не резвился. Он даже позволил Василию Ивановичу себя погладить. Василий Иванович никак не мог понять от чего произошла такая перемена. Неужели гроза так изменила животное.

А Григорий Петрович продолжал кататься на своей кобыле. Правда через несколько месяцев он заметил, что кобылка стала медленнее ходить, да и вообще, как располнела. Он велел кормить её немного меньше и выгуливать почаще.

Еще какое-то время спустя Григорий Петрович, зайдя в одно из утр в сарай за дежурной прогулкой на своей кобыле, вдруг увидел, что кобыла родила. Какое же удивление и одновременно недоумение было у Григория Петровича, когда он завидел, что его любимица, никак ранее не подавая на то знаков, забеременела и родила. Про ту злосчастную историю с конем Василия Ивановича все давным-давно позабыли. Григорий Петрович вернулся домой и принялся всё хорошенько обдумывать. Налив водочки в самовар, чтобы унять разыгравшееся сердце, он достал карты и принялся их раскладывать. Чтобы, так сказать, подтвердить и определить какая из его версий правдива. Начал он от самого святого – непорочного зачатия. Дескать, его любимица была, как он сам считал, дарована ему Господом Богом и вот он вознаградил его наследником. Пасьянс сложился. Но Григорий Петрович, зная себя хорошо, не мог поверить, что карты разложатся на первую его же версию. Потому он их разложил еще два раза. И оба раза они снова разложились.

Григорий Петрович встал, отпил из самовара, прошелся взад и вперед по комнате, и снова уселся за карты.

Теперь он предположил, что виновником всего этого мог стать он. Что его безграничная любовь и слишком частые прикосновения, даже самыми интимными местами, хоть и через седло, привели к таким последствиям. Григорий Петрович снова разложил пасьянс. И снова он разложился. Старик побледнел. Он допил всё, что было в самоваре. Снова встал и снова прошелся. Его лицо покрылось обильно потом. Дышать было сложно. Он снова сел и снова разложил пасьянс. Снова сошелся. Григорий Петрович пошел снова наполнить самовар. Руки его дрожали. Отпив еще немного, он снова разложил пасьянс. И снова сошелся. Григорий Петрович уже не мог в это поверить. Он быстро вскочил и выбежал в сарай.

Кобыла облизывала новорожденного. Григорий Петрович подошел к нему вплотную и стал вглядываться. Он настойчиво пытался узреть в юном жеребце черты, сходные с его лицом. С лицом самого создателя – Григория Петровича. Тщетно. Конь совершенно был не похож на него.

Григорий Петрович быстро вернулся в дом и снова опустошил самовар. Он был настолько опьянен последней мыслью, что ему казалось, что идей больше нет и быть не может. Он – отец коня.

Автор должен заметить, что Григорий Петрович, по наставлению своей жены, последние три дня сидел на диете. И потому плотность его желудка была весьма неплотной. То есть, он был скорее голоден, чем сыт. А учитывая, что два самовара с водочкой для мужчины 58 лет сродни с подвигом, в хмельном состоянии самая безумная идея ему казалась истинной.

Он тут же побежал в спальню к жене и сообщил ей о незапланированной измене. Причем объяснил он ей всё это во всех возможных красках.

Жена его долго смотрела на него молча, не проронив ни слова. В её сознании граничили две мысли – или Григорий Петрович подхватил старческий маразм, к которому, по её мнению, он неуклонно шел последние четыре года, как купил ту самую кобыла, или это он просто жутко пьян. Перевернувшись на другой бок, она продолжила дремать.

Григорий Петрович снова побежал в сарай. Теперь он любовался лошадёнкам, как родным сыном. Больше он никому свои теории не говорил и просто радовался жизни.

Спустя несколько дней, Григорий Петрович вывел свою кобылу с «внебрачным ребенком» на прогулку.

В это время за забором резвился конь Василия Ивановича. Сам Василий Иванович стоял неподалеку и раздавал команды Толе. Вдруг все трое остановились и прекратили заниматься своими делами, как только увидели Григория Петровича в окружении коней. Василий Иванович присмотрелся к лошаденке. Затем глянул на своего коня. Снова на лошаденка, и снова на своего коня. Сомнений не было. Было такое впечатление, что он смотрит на своего же коня в глубокой юности. Толя подтвердил. Маленький лошаденок был точной копией ретивого коня Василия Ивановича.

Василий Иванович поинтересовался у Григория Петровича откуда у него этот лошаденок. Григорий Петрович на радостях, что хоть с кем-то можно поделиться, всё и выдай. И про то, что это он неожиданный отец лошаденка, и о своих умозаключениях. Но если Григорий Петрович про поход коня Василия Ивановича под грозой забыл, то второй об этом никак не забыл. Он тут же всё сопоставил и заявил, что так как это его конь стал неожиданным родителем лошаденка, то право на половину лошаденка принадлежит Василию Ивановичу.

Григорий Петрович не мог поверить, что кто-то предъявляет претензии на его чада и активно спорил, что лошаденок на него похож больше, чем на коня Василия Ивановича. Толя смотрел и только ухахатывался. Сходство было очевидно даже слепому, но только не Григорию Петровичу. Последний воззвал к самым проверенным силам и аргументировал достоверность своей версии картами, которые разложились восемь раз подряд. Аргумент, скажите вы, но на Василия Ивановича никакие аргументы не действовали, кроме денег, особенно когда речь шла о том, что потенциально принадлежало ему. Григорий Петрович перешел на истерический крик. Он плакал, падал на землю и бился в конвульсиях, пытаясь доказать, что это его творение. Василий Иванович уже готов был отступить, потому что большего абсурда он в жизни не встречал.

В дело вмешалась жена Григория Петровича. Она спокойно вышла из дома, со всего маху ударила Григория Петровича по уху, от чего тот оглох, забрала поводья лошаденка и с фразой «Да подавись ты!» передала его в руки Василия Ивановича. Григория Петровича за второе ухо она увела в дом. Толя и Василий Иванович остались стоять в полном замешательстве. Даже конь Василия Ивановича спокойно стоял и смотрел, словно понимал происходящее.

Неделю этот лошаденок бегал на территории Василия Ивановича вместе со своим биологическим отцом. Оба были спокойны и их даже в какой-то мере Василий Иванович полюбил. Не сильно. Не по-отцовски. А так, по-хозяйски.

Григорий Петрович всю неделю из дома не выходил. Он лежал на кровати и рыдал. Его жена подносила ему бульоны. Он плакал и умолял её вернуть ему его творение. После этих слов бульон всегда выливался ему на голову. От чего он был расстроен еще больше.

Как-то ночью, набравшись сил, Григорий Петрович решил выкрасть своего лошаденка. Он опять набрал самовар, пока жена спала, и разложил пасьянс. Четыре раза карты разложились, а один раз нет. Но тот «нет» он списал на волнение. Рука дрогнула. Напившись из самовара, набравшись храбрости, Григорий Петрович по-тихому вышел и пошел под покровом ночи в сарай к Василию Ивановичу. Он готов был на всё.

Зайдя в сарай, он увидел своего лошаденка. Слезы залили его глаза. Он рыдал. Тихонько подойдя, он обнял его. Это разбудило и испугало лошаденка. Он заржал и разбудил своего биологического отца. Тот разнервничался. Стал, как раньше, прыгать и брыкаться. Толя, к слову, последние недели его совсем не привязывал, потому что тот начал вести себя хорошо. Но вот забоявшись за своего сына, конь прыгал и лягал копытами в сторону Григория Петровича. Григорий Петрович уклонялся и пытался оттащить своего «сына», но этого ему сделать было не суждено. Конь лягнул и попал Григорию Петровичу по голове. Тот всхлипнул в последний раз и упал замертво. Конь с лошадёнкам, прижавшись друг к другу, успокоились.

На утро Толя, зайдя в сарай, обнаружил мертвое тело Григория Петровича. Он позвал Василия Ивановича, а тот позвал жену Григория Петровича. Та, завидев такое, только сказала: «Да так ему и надо». И быстро удалилась.

Через день она похоронила Григория Петровича, а кобылу, которую так тот любил, решила отпустить. Она её отвязала и ударив палкой по бедру, велела бежать куда подальше. Но та, чтоб далеко не отдаляться от знакомых мест и от своего чада, перепрыгнула через забор и оказалась у Василия Ивановича.

Старуха плюнула и пошла в дом. Одни беды от этой кобылы.

Василий Иванович, который еще полгода назад жаждал избавиться от одного коня, сейчас получил еще двоих. Теперь они жили с ним. И всё было бы ничего, но кобыла через год опять собралась рожать. В этот раз сомнений ни у кого не было от кого.

Жалко только Григория Петровича. Он бы мог стать снова папашей!